Об авторе
Юрий Георгиевич Белов, 1923 года рождения. По материнской линии потомок павловского купеческого рода Глушковых и Игнатьевых. Участник Великой Отечественной войны: воевал в составе армии народного ополчения под Гатчиной и Пушкином. Художник-прикладник. Печатался в периодических изданиях: в журнале «Наука и жизнь», в газетах «Правда», «Вечерний Ленинград» и др.

Вам приходилось когда-либо видеть настоящего барона, чьи предки прославились еще в XIV веке? Думаю, что вряд ли. Вымерли они, как динозавры, птеродактили, ихтиозавры, хотя и могучими были. Изменился климат в стране, и их не стало.

Но все по порядку. Моя мать происходила из павловского купеческого рода Глушковых, свое детство и молодые годы провела в городе Павловске Царскосельского уезда.

Почти все ее многочисленные дядья в разное время учились в Императорской Николаевской гимназии, а самый младший из них – Петр Глушков – окончил гимназию с серебряной медалью. В 1893 году 2, 4 и 5 апреля, как гласит программа спектакля, он участвовал в постановке трагедии Софокла «Царь Эдип». И играл Креонта, брата Иокасты, а женскую роль его сестры исполнял барон Максимилиан Остен-Сакен.

Петр и Максимилиан, возможно, не были закадычными друзьями, но приятельские отношения между ними существовали. Так, например, на одном из гимназических концертов Петр Глушков на гитаре исполнял пьесу «Птичка», музыку к которой написал Остен-Сакен.

Прошло сорок лет, и вот в один из дней 1933 года мы с матерью были в гостях у Елизаветы Петровны Гейзлер (урожденной Глушковой) – родной тети матери и моей двоюродной бабушки. Ее крохотная комнатенка находилась в известном доме графа Фредерикса на Лиговской улице под № 10. Я не оговорился. Именно так она тогда называлась. В 1952 году улица стала Сталинградским проспектом, а затем – Лиговским. Кто-то постучал в дверь.

– Войдите, – ответила Елизавета Петровна, – и в комнату вошел мужчина, поздоровался, извинился и попросил хозяйку выйти на несколько минут в коридор. По дороге домой мать сказала мне, что это был барон – «Барон von Hаben nicht», добавила она, – барон, ничего не имеющий, нищий барон.

Прошло совсем немного времени, и мы с матерью пошли в театр «Комедии и сатиры» – нынешний Санкт-Петербургский  академический театр комедии им. Н.П. Акимова. К этой фамилии мы еще вернемся… Это было уже событием, т.к. попасть в театр, да еще на вечернее представление, в моем возрасте тогда было практически невозможно. Таких недоростков, как я, просто не пускали. Но фортуна улыбнулась мне.

Мать пригласил приятель отца – начальник пожарной охраны театра, и усадил ее в первом ряду партера, в то время как меня отвел за кулисы и пристроил рядом с дежурившим там пожарным. Весь спектакль я смотрел стоя и в не-обычном ракурсе. В театре в тот вечер давали комедию В.В. Шкваркина «Чужой ребенок» в 3-х действиях и 5-ти картинах. Она была написана в 1933 году и с успехом шла во многих театрах.

Однако прежде чем мать попала в зрительный зал, а я за кулисы, мы вошли в дом Елисеева, прошли через вестибюль, наполненный ароматом копченых колбас и рыбы. При входе в театр мы увидели барона. Миновать его никак было нельзя, он стоял у самой лестницы, по которой нам предстояло подняться, и разговаривал с каким-то мужчиной. А рядом на первой ступеньке в раскрытом футляре с красной подкладкой лежала его цитра и маленькая кучка мелочи. Мать оказалась в весьма щекотливом положении. Она понимала, что офицеру, дворянину вряд ли доставит удовольствие предстать перед молодой женщиной в роли нищего музыканта, но она была знакома с ним, и не поздороваться было бы проявлением невоспитанности. Она поздоровалась. Барон, ничуть не смутившись, вежливо поклонился и продолжил свой прерванный разговор.

А почему он должен был смущаться? Он не стоял с протянутой рукой, как Киса Воробьянинов, и не бормотал: «Je ne mange pas six jours». Он работал за гроши, чтобы прокормить семью и себя.

– Узнал? – спросила мать уже в гардеробе.
– Нет, – ответил я.
– Да это же барон!

Примерно через неделю мы вновь были приглашены в театр. На этот раз на лирическую комедию Владимира Киршона «Чудесный сплав». Подходя к театру, я думал: «Наверное, встретим сейчас барона. Интересно бы было послушать, как он играет на этой штуке». Но его не было…

Цитра, распространенный в Австрии и Германии щипковый струнный инструмент, была любима во дворце. На ней играли члены императорской семьи. Она имела от 17 до 45 струн (и даже 92 струны!), техника игры достаточно сложная, играли на ней плекатором – кольцом с «когтем», надетым на большой палец правой руки. Во время Первой мировой войны цитра в России была предана забвению как музыкальный инструмент врага.

А жизнь между тем шла своим чередом, летели годы, как листья отрывного календаря. И вот однажды, году в 90-м, в моих руках оказалась книга Аркадия Райкина «Без грима. Воспоминания». Читаю: «Между прочим, в те годы в Ленинграде был один известный на весь город «слепец», который целыми днями стоял у Елисеевского магазина, играл на цитре и просил милостыню. Так продолжалось несколько лет, пока случайно не обнаружилось, что он не только не слепой, но  еще и владелец огромного состояния, сколоченного таким вот нехитрым вымогательством, завсегдатай самых дорогих ресторанов и подпольных игорных домов».

Я не стану комментировать Райкина, скажу лишь, что историю о нищем миллионере я слышал в детстве от моей бабушки. Еще одна цитата. Теперь это Валентин Пикуль, роман «Нечистая сила»: «В его покоях два музыканта моряка играли сонату Моцарта; лейтенант Остен-Сакен терзал виолончель, а мичман Волков нежно трогал клавиши рояля».

Райкин и Пикуль рассказали об одном и том же человеке, причем и тот и другой не скрывают своего отрицательного отношения к нему. Имя его – Лев Эрнестович Остен-Сакен. Он имел музыкальное образование, был профессионалом и играл в оркестрах. Он «терзал» свою виолончель под аккомпанемент Анны Федоровны!

Эпилог
Каждый раз, когда мне доводилось заходить в Елисеевский гастроном или бывать в Театре комедии, я вспоминал барона фон дер Остен-Сакена, его цитру, раскрытый футляр с красной внутренней подкладкой и мелочь – дар сердобольных обитательниц галерки, таких же обездоленных и нуждающихся, как барон.

Мне казалось, что музыкант куда-то вышел и вот-вот вернется. Но проходили годы, а он не возвращался. Он уже не мог вернуться из небытия.

Что-то, видно, было такое в этом человеке, что поразило и удивило маленького мальчишку и запало ему в  душу. А ведь были-то всего две короткие минутные встречи… Спустя много лет состоялась третья наша встреча. На этот раз – заочная.

Я уже рассказал, что в книге, посвященной истории мужской Николаевской гимназии в Царском Селе, прочитал о постановке силами гимназистов трагедии Софокла «Царь Эдип» и среди действующих лиц и исполнителей обнаружил своего родственника по материнской линии Глушкова Петра Петровича, а рядом – фамилию барона Максимилиана Остен-Сакена, исполнителя женской роли Иокасты. И я принял его за того самого музыканта из далекого детства.

Мои рассуждения, казавшиеся весьма логичными, оказались ошибочными и естественно не дали положительного результата.

Я искал Максимилиана Эрнестовича фон дер Остен-Сакена, зная о его музыкальных наклонностях и дружбе с Глушковым, а узнав годы его жизни (1876–1900), понял свою ошибку: он скончался от скоротечной чахотки за 23 года до моего рождения!

Я не подозревал, что у него был младший брат Лев Эрнестович фон дер Остен-Сакен. Это был он – музыкант, игравший на цитре в вестибюле Театра комедии.

О нем писали Райкин и Пикуль, и было бы, наверное, лучше, если бы они этого не делали, не порочили память о человеке богато одаренном, весьма достойном и трагически погибшем.

Он родился в 1879 году и так же, как его старший брат, учился в Николаевской гимназии… Сохранилось неопровержимое доказательство – его фотография того времени. Но, очевидно, гимназистом он был недолго, так как дальнейшую учебу продолжил уже в Морском кадетском корпусе.

Блестяще закончив учебу, он начал службу на флоте в чине мичмана, а окончил ее капитаном 1-го ранга. Плавал на броненосце «Александр III», был капитаном императорской яхты «Полярная звезда», сопровождал императора в Финские шхеры и часто охотился с Николаем II, играл на виолончели под аккомпанемент Александры Федоровны и в карты с английским королем.

Он был музыкально одаренным человеком, учился в консерватории и работал в профессиональных оркестрах и свою дальнейшую короткую часть жизни посвятил музыке. Музыка помогла ему выжить, кормить семью – жену, двух сыновей и дочь.

Да, прав Райкин – он посещал самые дорогие рестораны в 1923 году, только вот не как кутила и прожигатель жизни, а как виолончелист и играл для «новых русских» – тогда они назывались «нэпманами».

В начале 30-х годов Лев Эрнестович преподавал в музыкальной школе при академической капелле, но тучи сгущались над его головой. В 1935 году его выслали в Чебоксары, а спустя некоторое время – жену и сына. Дочь не тронули – к тому времени она сумела сменить фамилию и жила в Свердловске.

Так талантливый музыкант-педагог, потомок одного из древнейших родов оказался ненужным человеком. В Чебоксарах он преподавал по классу виолончели в музыкальной школе, ставшей впоследствии техникумом.

– Это был чудесный, замечательный человек, – вспоминал его ученик Петр Филиппович Филиппов, народный артист Чувашии, виолончелист и дирижер (1916–1999). – Он научил меня не только играть на виолончели, он научил меня быть хозяином своего слова – одному из важнейших принципов его жизни, от которого он никогда не отступал. Лев Эрнестович был выслан из Ленинграда после убийства Кирова, и так уж сложилось, что умереть ему пришлось на чужбине, во время жестоких сталинских репрессий. А пострадал он лишь за то, что был знатен, культурен и не похож на других.

Барона Льва Эрнестовича фон дер Остен-Сакена вместе с младшим сыном шахматистом Алексеем расстреляли в 1938 году. Старшего сына Максимилиана расстреляли раньше – в 1925 году.

Непонятные, странные повороты совершает иногда судьба человеческая. По той лестнице в доме Елисеева поднимался в свой кабинет Николай Павлович Акимов (1901–1968), народный артист СССР, театральный режиссер, художник, публицист, педагог, руководитель Театра комедии, а там же, в самом низу ее на первых ступеньках лестницы, играл Лев Эрнестович Остен-Сакен, и при этом  они когда-то оба учились в Царскосельской Николаевской мужской гимназии.

Юрий БЕЛОВ

Царскосельская газета, № 38, 11.10.2018