Навстречу 80-летию освобождения Ленинграда от фашистской блокады

Вместо предисловия

Не так давно к нам в редакцию обратились сотрудники пушкинского института защиты растений (ВИЗР) с просьбой опубликовать воспоминания их недавно ушедшей из жизни коллеги – профессора Ирмы Викторовны Исси. Воспитанная на лучших образцах отечественной и зарубежной литературы, автор обладала удивительным чувством слова. Ее воспоминания читаются на одном дыхании. Повседневную жизнь жителей блокадного Ленинграда мы видим глазами ребенка. Автору удивительно точно удалось передать это восприятие. К сожалению, формат газеты не позволяет напечатать мемуары полностью. Но коллеги Ирмы Викторовны готовят к публикации книгу ее воспоминаний.

Об авторе

Ирма Викторовна Исси – ученый-биолог мирового уровня, доктор наук, профессор, основательница отечественной научной школы микроспоридиологии (науки о микроскопических грибоподобных паразитах, обитающих в клетках животных), имеющей большое теоретическое и практическое значение.
Ирма Викторовна родилась 11 января 1930 г. в Ленинграде. На период ее обучения в средней школе пришлась Великая Отечественная война, и все 900 дней блокады Ленинграда Ирма Викторовна провела в осажденном городе. Как она писала в своих воспоминаниях, «вспоминая блокаду, я до сих пор не могу понять, как мы выжили и как вообще можно было выжить в таких условиях.
…. Я никогда не жалела и не жалею о том, что осталась в блокадном Ленинграде. … И это чувство – я победитель – помогало мне и выжить, и просто пережить многие трудные или трагические периоды моей жизни». Благодаря тесному общению со своим дядей, известным палеонтологом Алексеем Петровичем Быстровым, она живо заинтересовалась палеонтологией, что определило ее дальнейшую судьбу как биолога – в 1949 г. она поступила на биофак Ленин-градского государственного университета, блестяще сдав вступительные экзамены.
Преподавание на биофаке в то время носило весьма специфический характер ввиду официального признания так называемой «мичуринской биологии» и отрицания всех основополагающих положений классической генетики. Тем не менее, пытливый ум, жизненные наблюдения и знакомство с тем, как проходят научные споры в стенах Военно-медицинской академии, позволили Ирме Викторовне сформировать собственное мнение по данному вопросу; получение же системных знаний о генетике стало возможным благодаря умелому стилю преподавания и мужеству некоторых выдающихся университетских профессоров. Поиски темы аспирантской подготовки привели Ирму Викторовну во Всесоюзный институт защиты растений (ВИЗР), расположенный в Пушкине. Здесь ее внимание привлекла деятельность лаборатории микробиологической защиты растений благодаря разнообразию групп микроорганизмов, используемых для борьбы с вредителями сельского хозяйства, а микроспоридии как основной объект исследований заинтересовали слабой изученностью многих аспектов их биологии и необходимостью разработки оригинальных методик, предполагающих творческий подход к работе. Так Ирма Викторовна стала первым профессиональным микроспоридиологом в Советском Союзе, и вполне закономерно, что именно ей поручалось руководство исследованиями, выполняемыми аспирантами из разных республик Советского Союза. Всего ею было подготовлено свыше 30 кандидатов и пять докторов наук, и если для своих непосредственных учеников она стала «научной мамой», то учеников своих учеников она считала «научными внуками»и по праву называла себя «научной бабушкой». Ее плодотворная работа в ВИЗРе охватывает период свыше 60 лет (с 1959 по 2020 г.).
Важная черта научной школы Ирмы Викторовны – научные связи и сотрудничество с отечественными и зарубежными исследователями, специализирующимися как в области микроспоридиологии, так и в других биологических направлениях. Именно благодаря объединению усилий ученых  с разными интересами и компетенциями стало возможным становление микроспоридиологии как науки в нашей стране.
История жизни Ирмы Викторовны – предмет восхищения и источник вдохновения для тех, кто ее знал лично. Помимо множества научных работ, включая основополагающие труды, оказавшие важное влияние на развитие данного направления биологии во всем мире, всю свою жизнь Ирма Викторовна писала стихи, а последние годы посвятила мемуарам, которые в настоящее время готовятся к изданию ее друзьями и учениками.
С некоторыми отрывками из них мы бы хотели познакомить читателей «Царскосельской газеты».

Юрий Токарев, заместитель директора по научной работе Всероссийского института защиты растений, профессор РАН

Восприятие событий, обычных или трагических, сильно различается у взрослых и у детей. Взрослые часто не придают значения тому, что кажется очень интересным ребенку, а события, важные для взрослого человека, ребенок может просто и не заметить. Иногда дети замечают те мелочи, на которые взрослый человек вообще не обращает внимания. Поэтому я решила перенести на бумагу свои детские воспоминания о войне и о блокаде так, как видела эти события, по-своему, в соответствии со своим возрастом, без какой-либо лжи. Я не сомневаюсь в том, что именно эти события и их высокий трагизм в значительной мере сформировали меня – мой характер, мое мировоззрение и мое отношение ко всем жизненным проблемам. Возможно, кому-нибудь это покажется интересным.

Последние мирные месяцы. Март

Для меня война началась тихо и незаметно с того, что в воскресный мартовский день 1941 года, ранним утром, когда не было еще и девяти часов, в двери нашей квартиры кто-то позвонил. Звонок был уверенным, но коротким и максимально тихим, колокольчик несколько раз звякнул и смолк. Звонивший явно не хотел будить тех, кто еще спит, но определенно надеялся, что кто-то все-таки откроет ему двери. Я села на постели и сразу увидела, что бабушки в комнате уже нет. Она тихонечко встала, чтобы не разбудить меня, ушла на кухню и начала готовить воскресный завтрак. Это подтверждал аромат моих любимых блинчиков, тянувшийся с кухни. Я услышала, как со стуком распахнулась дверь папы-маминой комнаты, самой близкой к выходу, папа быстрыми шагами прошел к наружным дверям и открыл их. Сразу же послышались громкие и радостные голоса нескольких человек, одновременно сказавших: кто-то чужой – «Вик (это папе), Валёк (это маме)! Здравствуйте, мои дорогие», папа – «Федор, наконец-то ты появился! Где пропадал столько времени?» (это к вошедшему человеку) и мама – «Феденька, здравствуй!». Любопытство, переполнявшее меня, пересилило мою осторожность, я выползла из-под одеяла, чуточку приоткрыла дверь комнаты и тихонько, одним левым глазом, выглянула в коридор.
У папы было очень много друзей, особенно среди музыкантов и художников, но ни о ком по имени Федор я до сих пор ни от него, ни от мамы не слышала. Вот и выглянув, увидела совершенно незнакомого мне человека – среднего роста, стройного, с короткими черными блестящими волосами…
Вскоре все взрослые, а потом и я, пошли завтракать на кухню. Она у нас, в отличие от современных кухонь, была большая, более двадцати пяти метров, с окном, смотревшим на Неву и мост Свободы (теперь опять Сампсониевский мост). По центру кухни стоял дубовый обеденный стол, за которым свободно сидело 12 человек (но почему-то, когда приходили гости, число сидящих за столом чаще равнялось 13). К одной стене прислонялся большущий диван, обитый черной кожей, к другой, наружной, стене – огромная плита, тепло которой в зимнее время делало кухню самым уютным помещением нашей квартиры…
Увидев на кухне бабушку, Федор ее обнял и трижды поцеловал: «Муттерхен, сколько лет, сколько зим! Вы прекрасно выглядите!» Услышав это, я сделала вывод, что они были давно знакомы, так как только домашние и их близкие друзья называли бабушку именно так. Совсем маленькой я даже думала, что у этой бабушки такое имя, одна бабушка, мамина – Екатерина или маленькая, а другая бабушка, папина – Муттерхен или большая, но потом оказалось, что на самом-то деле ее звали Еленой. «Ты к нам надолго? Поживешь у нас?» – спросила она у Федора. Но он ответил, что выбрался к нам только на один единственный, свой выходной, день и еще утром, приехав в Ленинград, сразу же купил обратный билет на ночной поезд в Москву, так как в девять утра понедельника он уже должен быть на приеме у своего большого начальства.
Завтрак проходил очень весело при непрерывных восклицаниях то Федора, то папы: – «А помнишь…», за которыми следовала очередная смешная история из их студенческой жизни. Слушая их рассказы, я поняла, что папа и Федор познакомились и подружились в Институте нацменьшинств Запада имени Ю. Ю. Мархлевского, где Федор был студентом, а папа, работая экономистом в бухгалтерии института, как заочник посещал вместе со студентами лекции… В институте училась молодежь почти всех европейских национальностей. Но самым удивительным мне еще тогда показалось то, что вопреки названию института в нем училось и несколько китайцев. После окончания института именно вместе с этими китайцами Федор и был заброшен в Китай…
В конце завтрака по просьбе мамы он произнес несколько слов по-китайски, у него даже голос зазвучал иначе, более гортанно. Увидев мою безмерно удивленную физиономию, он сказал: «В переводе на русский язык я сказал хозяйке дома – большое спасибо за вкусное угощение» и опять поцеловал бабушку. После завтрака папа с Федором уединились в дальней комнате для серьезных разговоров. Меня, убедившись в том, что я выполнила все домашние задания, отпустили вместе с моей подружкой Музой гулять на спортивную площадку напротив дома. Бабушка и мама занялись приготовлением совместного воскресного обеда…
Поздно вечером, уже после того, как меня уложили спать, я слышала, как перед уходом Федор долго прощался со всеми. Расцеловав бабушку и маму, он велел папе беречь женщин и особенно меня (такое сокровище!), затем они оба ушли и входная дверь громко захлопнулась…
Наша кухня как самое теплое зимой и самое удаленное от входных дверей помещение оставалась для всех нас любимым местом ежевечерних семейных сборов и бурных дискуссий на любые темы. Чаще всего обсуждались последние медицинские новости и литературные новинки, которые старались не пропускать ни тетя, ни мама. Иногда спорили и на политические темы, но в этом случае меня в обязательном порядке выставляли с кухни и отправляли в комнату с интересной книгой. Круг друзей всех членов нашего семейства из-за беспричинных арестов и расстрелов сильно поредел в тридцать седьмом году, и этого никто забыть не мог. На следующий день после отъезда Федора в Москву при полном вечернем сборе всех членов нашего семейства за кухонным столом папа рассказал, что Федор приезжал в Ленинград, чтобы сообщить нам о том, что скоро начнется война. Нашей разведке в Китае стало известно, что в июне, между 20 и 25 числами, Германия нападет на Советский Союз. Именно эти данные он привез своему московскому начальству, а свой выходной день решил потратить на то, чтобы предупредить нас, своих друзей, о надвигающейся на нашу страну беде. Я хорошо помню, так как меня в этот раз почему-то не выгнали с кухни, что реакцией на папин рассказ было долгое «гробовое» молчание всех членов нашего семейства. И это не удивительно. Представьте себе сами такую ситуацию – к вам в гости приходит человек и говорит, что через 3 месяца Нева выйдет из берегов и смоет половину города. Представили? А свою реакцию на это? Первой вышла из шокового состояния мама и насмешливо спросила: «Интересно, а Гитлер-то про все это знает?». Я полагаю, что такое восприятие возможных будущих событий для моей мамы было простительным – счастливая молодая женщина, домохозяйка, полностью погруженная в семейные проблемы и далекая от политики. У папы была другая реакция – почувствовав иронию в маминых словах, он сказал: «Знаете, а я Федору безусловно верю, не помчался бы он в Москву с непроверенными данными. По-моему, нам остается только надеяться на лучшее будущее». Остальные члены семейства – бабушка, дядя и тетя, продолжали озадаченно молчать, и я не помню, чтобы они хоть что-то сказали. Но жизнь продолжалась, и через несколько дней в повседневной суете и домашних заботах и о Федоре, и о принесенных им тревожных известиях всеми нами было полностью забыто.

Апрель–май

…В эти весенние месяцы родители мои начали усиленно готовиться к летней поездке на Волхов, на время папиного отпуска. Старый дядя папиного друга, Жоржа Алферова, до революции был мельником, его водяную мельницу разрушили еще во времена Гражданской войны, и теперь он, оставаясь жить в своем доме на берегу Волхова, занимался только сельским хозяйством – огородом и козами. Этой весной он снова пригласил Жоржа и папу провести отпуск у него и хорошенько порыбачить на Волхове…

Июнь

…В субботу двадцать первого июня меня отправили спать пораньше, так как грузовая машина за нами должна была подъехать около восьми часов утра и отвезти нас на вокзал к отходу поезда. Папа уже уложил парус в большой рюкзак и теперь сидел и разбирал сети, мерёжи и другие рыболовные принадлежности. В Волхове было много рыбы, но папе и Жоржу чаще всего попадались сомы, иногда до метра длиной. Мама уже сложила в небольшой чемодан постельное белье и носильные вещи, а когда я уходила из их комнаты, она загружала продуктами маленький брезентовый сундучок. Дом мельника стоял на берегу Волхова в одиночестве, никаких других домов и тем более продуктовых магазинов поблизости не было. Съестное можно было купить только в Гостинополье или в Волховстрое, потратив на поездку целый день. Поэтому мама брала с собой по 1-2 килограмма разных круп, муку, специи. Приехав на Волхов, мы у мельника покупали картошку, яйца и козье молоко, папа ловил рыбу, потом созревали ягоды, а с середины июля на крутых склонах левого берега, поросшего маленькими осинками и высокими колокольчиками, можно было найти красные грибы, шляпки которых иногда были размером с суповую mтарелку. Как хорошо, впереди так много интересного! И с этой счастливой мыслью я заснула крепким сном.

Продолжение следует

«Царскосельская газета» № 14 от 13 апреля 2023 г.